15 вопросов библиотекарю.
Александр Мазурицкий: «За державу обидно…»
Сегодня гостем нашего проекта впервые выступает не библиотекарь. Точнее — не действующий библиотекарь. Но мы думаем, ни у кого не повернётся язык сказать, что этот человек — посторонний в библиотечной среде. На наши вопросы любезно согласился ответить доктор педагогических наук, профессор, подготовивший не одно поколение профессионалов, библиотековед Александр Михайлович Мазурицкий.
— Александр Михайлович, у Владимира Высоцкого есть замечательная песня «Баллада о борьбе». У него есть несколько песен о детстве, но эта, наверное, самая главная. А каким Вы запомнили своё детство? И какие книги читал школьник Саша Мазурицкий?
— Детство у меня было замечательное, родители мои были педагогами, и много времени у них занимало воспитание студентов и школьников. Папа работал в вузе, а мама в техникуме и школе. Таким образом, в детстве у меня было много свободы. Когда я рассказывал о своём детстве дочке, она всегда говорила: «Папа, как я тебе завидую!» Помню свою первую книжку, которую взял в школьной библиотеке. Это был «Айболит». А потом появились другие книги — приключения, фантастика, повести и романы на исторические темы. Привлекали произведения, в которых были характерные герои, умевшие преодолевать трудности. Позже я нашёл ту нужную книжку, о которой пел Высоцкий. Это оказалась книга Вениамина Каверина «Два капитана».
— По данным различных опросов в 60-е – 70-е годы большинство юношей мечтали о выборе «героических» профессий: космонавт, лётчик, пожарный, милиционер и т.д. А что повлияло на Ваш выбор в качестве альма-матер Института культуры?
— Есть такие воспоминания детства, которые запоминаются на всю жизнь. Помню, как полетел Юрий Алексеевич Гагарин, а мне тогда было 8 лет. Еду я с родителями в автобусе, а в нём мужчина-кондуктор. И я смотрел на него сочувственным взглядом. Как же неудачно сложилась жизнь у этого дяди, а ведь мог бы быть космонавтом… Вопрос выбора профессии для меня не стоял — я собирался поступать в военное училище. Но меня забраковали по зрению ещё в военкомате, и направление для поступления в училище я не получил. Так и оказался на библиотечном факультете. У нас был большой объём учебных часов по литературе и истории. Эти дисциплины привлекали меня больше всего. Специальные дисциплины меня не вдохновляли. Думал, поучусь год-другой и куда-нибудь переберусь, если не получилось выбиться в генералы. На четвёртом курсе попал на практику в ГРЮБ, и только там я понял, что это моя профессия.
— После окончания МГИК и службы в армии Вы вернулись в институт уже в качестве преподавателя и отдали этой деятельности без малого 40 лет. Повидали многое. Но после известных событий новейшего времени, связанных со сменой руководства и последовавшими за этим переменами, Вы покинули институт. Насколько болезненно дался Вам этот шаг? Вы продолжаете следить за развитием событий в вузе?
— После окончания МГИК я был по распределению направлен в библиотеку им. В.И. Ленина, а так как я был призывником, ни один из отделов, в который направляли кадровики, меня на работу не брал. Мне нашлось место в книгообменном фонде. Армия освободила меня от распределения, и после окончания службы я пришёл на работу в ГРЮБ. Попал я в методический отдел, это была замечательная школа на всю жизнь. Там работали уникальные специалисты. Но так получилось, что в тот период я прикрепился соискателем в аспирантуру МГИК. Заниматься времени не оставалось, т.к. были частые командировки — БАМ, Коми АССР, Тамбовская область, Ставропольский край и т.д. И я ушел работать в библиотеку МГИК. Там я занимался массовой работой и оттуда уже пришёл в аспирантуру. Проработал я в вузе без малого 38 лет. Уход из института был для меня очень болезненным. Началась «ректорская чехарда», и я видел, как на глазах разрушается то, что создавалось не одним поколением преподавателей и сотрудников вуза. Вуз стали покидать люди, для которых он был частью жизни, и всё больше стало приходить тех, для кого это было просто очередным местом работы. Приспосабливаться ко всему этому надоело, и тогда я ушёл. Продолжаю следить за развитием событий в вузе, но скажу честно, я это отпустил. Возможно, просто берегу нервную систему.
— В 70-е, наверное, невозможно было представить, что наступит время, когда в стране с великими культурными традициями «в целях оптимизации» будут массово закрываться институты культуры, библиотеки, а в некоторых из функционирующих у руля окажутся проходимцы, деятельность которых по неумению и незнанию, а может быть и сознательно будет направлена на разрушение этих организаций изнутри. Александр Михайлович, на Ваш взгляд, почему это происходит и кому это выгодно?
— Это сложный вопрос. Дело в том, что большая часть библиотечных проблем является отражением всего того, что происходит в нашей стране. На этапе смены общественно-государственного строя произошла девальвация науки, образования, культуры. Когда я слышу жалобы некоторых наших коллег, то понимаю, что большинство из них подходит к оценке происходящего с мерками своего недавнего прошлого, не понимая до конца, что мы живём в другой стране, в которой образование и культура стали сферой обслуживания. В стране, где решение многих проблем определяется не высокими идеалами, а ценой вопроса. Убивает непрофессионализм руководителей от культуры, как на федеральном, так и на региональном уровне. Я знаю замечательных руководителей сферы культуры в регионах. Для меня такими эталонными руководителями являются Алиса Михайловна Бирюкова, директор департамента культуры администрации Владимирской области, и Виктория Андреевна Хопатько, руководитель Управления культуры Администрации г. Благовещенска. К сожалению, судя по тому, какая информация поступает из различных регионов, такие руководители скорее исключение из правил, чем правило. А происходит это потому, что в стране нет государственной политики в области библиотечного дела. Когда мне начинают доказывать обратное и говорить о том, что делает Минкультуры для библиотек, я всегда возражаю. Это лишь политика отдельного ведомства, имеющая в своей структуре библиотеки, не более того. Ещё раз повторяю — общегосударственной библиотечной политики в стране нет. Как и нет того органа, который координировал бы руководство библиотечной отраслью, невзирая на ведомственную принадлежность библиотек. По сути, Ленинский декрет «О централизации библиотечного дела» 1920 г. оказался не выполненным за почти сто лет после его появления.
— Вместе с тем происходят и безусловно положительные процессы, которых в нашей стране, во всяком случае в её новейшей истории ещё не было. Я говорю о национальном проекте «Культура», в рамках которого в течение шести лет должны быть обновлены 660 библиотек страны. А учитывая тенденцию, которую показали некоторые руководители на местах, таких библиотек будет даже больше. Какие надежды лично Вы связываете с нацпроектом? И как Вы оцениваете подошедший к концу первый год, который во времена пятилеток было принято называть «начинающим»?
— Конечно создание модельных библиотек — это колоссальное событие. С радостью смотрю, как освещается открытие модельных библиотек в регионах. Сам факт участия в этом федеральных органов власти волей-неволей заставляет руководителей в регионах обратить внимание на библиотечную сферу. Не хочу запускать в бочку с мёдом ложку дёгтя, но я считаю, что на уровне федеральных органов это, в определённой степени, возвращение долгов. Долгов за то, что федералы бросили библиотеки регионов и отдали их на откуп местным чиновникам. Результаты этого мы видим по ежегодному сокращению сети библиотек, о чём свидетельствует мониторинг, который проводят замечательные методисты Российской национальной библиотеки. Относительно надежд пока ничего сказать не могу. Зная «лозунговое сознание» наших руководителей, которое, не смотря на смену общественно-политического строя, нисколько не изменилось, я опасаюсь, что всё это может вылиться в привычную кампанейщину, чего очень не хотелось бы. Для меня очень важно, что именно будет закладываться в саму сущность работы модернизированных библиотек, и здесь пока не всё однозначно.
— Вы неоднократно говорили, что необходимость реформ в библиотечном деле очевидна — новое время, новые технологии, новые компетенции и т.д. Но зачастую т.н. «модернизация» библиотеки заключается в замене старой мебели на новую и в установке цифрового оборудования, иногда этим модернизация и ограничивается. А на что лично Вы обратили бы особое внимание, если говорить о реформах? Чего не хватает современной библиотеке?
— Меня не устраивает то, что власть, как на федеральном, так и региональном уровне никак не определится с тем, зачем нужны библиотеки. Как сказал один из высокопоставленных региональных чиновников: «В интернете всё есть». Как-то теперь уже в далёком 2012 г., на конференции в Судаке я услышал от Аркадия Васильевича Соколова следующие слова: «Россия тяжело больна. Она вошла в третье тысячелетие нашей эры не как мощная материально и здоровая психологически сверхдержава, а как духовно истощённое, нравственно дезорганизованное, разочарованное и озлобленное общество. Диагноз российского недуга — социальная дегуманизация». А кто будет противостоять этой дегуманизации? Ни в одном модельном стандарте, дорожной карте, программе «Перезагрузки» об этом ничего не говорится. В период деидеологизации из сферы образования и культуры исчезло всё то, что связано с вопросами воспитания, нравственности, мировоззрения и т.д. Проводя трансформацию библиотек, на том этапе, мы вместе с водой из «идеологической купели», в которой долгие годы существовали наши библиотеки, выплеснули и «ребёнка», то есть всё то, что было связано с участием библиотек в формировании гражданина страны. Складывается впечатление, что наше советское прошлое напугало нас на всю оставшуюся жизнь, и мы безропотно отказались от всего того, что было накоплено в просветительной и воспитательной деятельности библиотек. Сейчас всё реализуется по одной схеме. Что бы ни происходило в стенах библиотеки — относится к удовлетворению потребностей пользователя. Это обозначено как во всех руководящих документах, так и в реальной библиотечной практике. Но ведь библиотеки имели и другой опыт, когда они формировали эту самую «пользовательскую востребованность». Не это ли является одной из важнейших библиотечных сущностей? Академик Сергей Петрович Капица как-то сказал: «…ничего лучше правильного воспитания не придумаешь! Это требует большой работы, проделывать которую пока никто не рвётся (выделено А.М.). Но если мы не будем задумываться над этой проблемой серьёзно, человечество придёт к краху, первые симптомы которого уже наблюдаются в общественном сознании. Считать, что общество может дрейфовать куда угодно — путь к самоубийству». К сожалению, всё то, о чём я здесь говорил, находится не в поле зрения тех, кто пытается ныне сформировать библиотечную политику.
— Мы к этой проблеме ещё вернёмся. Александр Михайлович, Вы как историк библиотечного дела читаете целый цикл лекций о разных аспектах Великой Отечественной Войны. Среди них есть и лекция «Дети и война», которая предназначена именно детям. Вы даже называете её не лекцией, не уроком, а беседой. Скажите, как дети реагируют на то, о чём Вы рассказываете? И вообще, много ли сегодняшние дети знают о войне? Участвуют ли они в предлагаемой Вами беседе?
— На сегодняшний момент я уже провёл десять таких бесед в школах и библиотеках. У нас замечательные дети, они очень внимательно слушают. Я завершаю эти беседы одним и тем же. Объясняю детям, что настанет время, когда их поколение будет транслировать память о войне, и от того, как они будут это делать, зависит, чтобы то, о чём они услышали, не повторилось. В этот момент на меня смотрят дети с взрослыми глазами. После своей лекции-беседы я спрашиваю у ребят о том, что когда-то знал каждый, даже самый отстающий школьник советской эпохи. К сожалению, обычно почти никто не может ответить, и у меня больше нет вопросов к детям. Они не могут знать того, что им не рассказывали. У меня только вопрос к дядям и тётям, которые сидят в больших кабинетах. Этот вопрос один, адресован он к тем, кто начинал образовательные реформы и к тем, кто их продолжает: господа-товарищи, вы что с образованием сделали?
— Довольно большая часть нынешних подростков выбирает компьютерные игры, видеоблоги и комиксы, а отнюдь не книгу. А когда Вы, Александр Михайлович, рассказываете о роли библиотек в суровые годы войны, Вы применяете термин «библиотерапия». В чём, по-Вашему, могла бы заключаться терапия сегодня, когда на русскую культуру (да и не только русскую) по всем фронтам наступает бессмысленная и беспощадная попса во всех её проявлениях — от театра и литературы до музыки и кинематографа? Или терапевт здесь уже не справится?
— Я уже приводил высказывание Сергея Петровича Капицы, а здесь уместно вспомнить другие его слова: «Культуру надо насаждать… Даже силой… Иначе нас всех ждёт крах». Обозначу щекотливую тему — молодежь стала выходить на несанкционированные митинги. И со всех сторон звучит — как можно, что они себе позволяют? А для меня это показатель того, что молодежь давно брошена на произвол судьбы. С нею никто не работает. То, что представляется ныне так называемая работа с молодёжью, вызывает у меня много вопросов. Сейчас нет в школах октябрят, пионеров, комсомольцев. Казалось бы — убрали, и Бог с этим. Но, как говорится, свято место пусто не бывает. Что молодёжь получила взамен? Тяга молодых людей к поискам справедливости и жизненных смыслов стала использоваться обычными политическими провокаторами, не более того. Мы разучились говорить с молодёжью, и пусть коллеги не обижаются, но это относится как к сфере образования, так и к нашей библиотечной повседневности. Для каждого времени было важно наличие символов, примеров, на которых воспитывались поколение за поколением. Да, никто не отрицает, были времена и с ложными символами, но они в любом случае были. Может ли кто-нибудь в державе сказать, а кто или что символы и примеры для нынешних детей и молодёжи сейчас? Есть ли они? И здесь опять же у меня вопросы уже к другим дядям и тётям из других кабинетов. А чем всё это может закончиться, я уже сказал, приведя высказывание Капицы.
— Вернёмся к библиотекам. Как Вы считаете, почему, когда речь заходит о сферах деятельности современных библиотек, о модернизации, вслед за министром культуры многие представители уже непосредственно библиотечного сообщества культурную и просветительную деятельность ставят через запятую с досуговой? Это борьба за количественный норматив посещений библиотеки или в сознании многих представителей профессии граница между творчеством, познанием и потреблением основательно стёрта?
— Обратимся к документу. Правительство Российской Федерации, постановление от 15 апреля 2014 г. № 317, Москва — «Об утверждении государственной программы Российской Федерации "Развитие культуры и туризма" на 2013 — 2020 годы». Что у нас обозначено за номером один среди индикаторов реализации программы? А обозначено следующее: «Показатель 1 — "Количество посещений организаций культуры по отношению к уровню 2010 г». Заглянем на сайт уважаемой мною Московской областной библиотеки. На нём опубликован Проект модернизации библиотечной системы Московской области "Перезагрузка библиотек Подмосковья". Министерство культуры Московской области разработало в 2016 году. Целью "Перезагрузки" стало увеличение посещаемости библиотек региона. Я вовсе не собираюсь спорить по поводу того, что увеличение посещаемости не имеет никакого значения. Имеет. Но мы как-то забываем, что сам закон и его реализация, как принято говорить в Одессе, — это две большие разницы. Простите, но давайте заглянем правде в глаза. Всё это привело к борьбе за выполнение плана по валу. Не важно, зачем люди приходят в библиотеки, главное, чтобы просто приходили. И грех упрекнуть в этом наших коллег, они лишь соответствуют правилам игры не ими установленным. Мне кажется, что сосредоточившись только на этом, мы упускаем нечто большее? Что мы хотим получить в результате? Доказать свою состоятельность налогоплательщикам? Доказать органам власти, что пройдя через горнила различных оптимизаций и перезагрузок, мы оправдываем финансовые затраты, обеспечивающие благосостояние библиотеки? Моя позиция состоит в том, что библиотека относится к культурообразующим институтам общества, от которых зависит судьба нации и общества в целом. И в этом отношении накопилось множество вопросов к руководящим структурам, генерирующим библиотечную политику и определяющим векторы библиотечного развития. Любые непродуманные эксперименты над образованием, наукой, культурой таят в себе тяжёлые последствия, ведущие к духовному перерождению и нравственному оскудению общества. Эти последствия приходится расхлёбывать годами. Когда-то я прочитал в статье Зои Васильевны Чаловой о том, что превращать библиотеки в культурно-досуговые центры — путь в никуда. Эти слова я использовал в качестве заголовка для одной из своих статей. Культурно-досуговая деятельность — лишь одна из составляющих того многообразия, которое могут предоставить библиотеки для тех, кого сейчас принято называть пользователями, не более того.
— В ноябре на Всероссийском форуме публичных библиотек, который проходил в Санкт-Петербурге, выступили представители недавно открывшейся в Хельсинки библиотеки «Oodi». Все об этой библиотеке слышали, многие наши соотечественники уже там побывали, о чём существует масса свидетельств в сети Интернет. В «Oodi» есть кафе и рестораны, комнаты для компьютерных игр и кинотеатр, 3D-фрезер, лазерный гравёр, бесплатная швейная мастерская и кухня — по 20 евро за час использования, доступ почти к 3,5 млн электронных изданий и около ста тысяч «аналоговых» экземпляров на третьем этаже «Oodi». Как Вы считаете, применима ли финская модель библиотеки у нас?
— А почему нет? Одна из моих любимых библиотек, библиотека им. В. В. Маяковского в Санкт-Петербурге, весьма успешно реализует свой проект «Библиотека Охта LАВ» в торговом центре. Вопрос в другом. Я за библиотечное разнообразие. Несмотря на все перемены, которые произошли в нашей стране, есть вещи, которые неизменны. Если сверху даётся команда сажать кукурузу, её будут сажать все и везде, даже там, где она не растёт. У библиотек должна быть возможность выбора тех или иных моделей развития. Исходя их своих ресурсных возможностей, кадрового обеспечения, потребностей региона и т.д. Опыт финских коллег интересен, но у нас есть и свой интересный опыт, особенно в российской глубинке, где библиотеки сохраняют то, что мы называем «Малая Родина». Возвращаясь к финским коллегам, хотелось бы порадоваться за них и пожелать им всяческих успехов. Но очень хочется, чтобы те, от кого зависят библиотечные судьбы, не начали бы корёжить всю библиотечную систему под этот стандарт. Особенно это тревожит в связи с навязанным библиотекам дрейфом в сторону превращения библиотек в культурно-досуговые центры.
— Мы уже отчасти поговорили об этом, но всё же — в советское время библиотека в рамках исполнения госзаказа была не только информационным и просветительным, но и ярко выраженным идеологическим центром. Та же «Oodi» позиционируется финскими властями, как «очень политический проект», ну, конечно, с сильным креном в сторону ценностей демократии и толерантности в понимании наших западных партнёров, о чём красноречиво говорят даже некоторые элементы декора этого учреждения. И всё же, как Вы считаете, должна ли деятельность современной российской библиотеки относиться к сфере услуг, удовлетворяющих различные интересы всех слоёв населения или же библиотека должна быть институтом, строящим свою деятельность с учётом интересов безопасности государства, о чём говорит наш президент? Вообще, в чём заключается концепция современной библиотеки в понимании Александра Михайловича Мазурицкого?
— Да, я уже действительно, практически, ответил на этот вопрос, говоря об отсутствии целевых установок, которые бы предусматривали участие библиотек в формировании нравственности, мировоззрения, гражданской позиции и т.д. Но вот в чём штука — да, в советское время библиотеки были идеологическим центром. И эта «идеологическая крыша» служила им своеобразным оберегом от всех возможных потрясений. Я помню, как мы все выдохнули, когда эта «крыша» рухнула, и мы стали наслаждаться духом свободы. В этот период организуется РБА, региональные библиотечные ассоциации. Честь и хвала тем немногочисленным регионам, в которых они сохранились. Но проведя деидеологизацию библиотечной сферы, мы упустили из виду, что так называемая деидеологизация — это тоже в определённой степени идеология. Библиотеки оказались предоставленными сами себе. В этот период они стали утрачивать свою былую роль в жизни общества. И не надо связывать это только с экономическими проблемами и появлением новых информационных технологий. Альтруизм российских библиотекарей и их ценностные ориентации не очень-то вписывались в систему ценностей создаваемого общества потребления. А власть в те времена, да, пожалуй, и до сих пор, так и не понимает, что библиотеки — стратегический ресурс государства, а не обуза для федерального и региональных бюджетов. Не хотелось бы вдаваться в дискуссии по поводу толерантности. И здесь всё далеко не однозначно. Всё дело в разном понимании этого слова. Терпимость к другому мнению, вере, другому образу мыслей, иному образу жизни — это одно. А вседозволенность и размывание традиционных для тех или иных народов моральных и нравственных ориентиров — это совершенно другое. На просторах интернета мне доводилось встречать фрагменты спектаклей, цирковых представлений, шоу-программ, которые идут на западных сценах. Не буду комментировать, но мне очень не хотелось бы, чтобы то, что я увидел, транслировалось в стране, в которой я живу. Упаси меня Бог усомниться в том, что там не существует большое искусство. Есть, да ещё какое. Однако осматривая зрительный зал, я, уж простите, увидел различие публики. В первом случае это обычная публика, те, кого обычно принято называть средним классом. Во втором — элита общества. Это наводит на определённые мысли. Как тут не вспомнить В.И. Ленина, работы которого изучали все студенты в советское время. До сих пор его тезис о том, что в буржуазном обществе существуют две культуры — культура господствующего класса и культура трудящихся масс, не утратил своей актуальности. И простите, разговор о толерантности заставил задуматься на больную для меня тему. Нынешняя Европа постоянно осуждает нас за не толерантность. Это стало своеобразным фетишем в устах многих западных политиков. У меня возникает один вопрос, а почему она в Европе такая избирательная. Как согласуется с европейской толерантностью тотальное разрушение памятников советским воинам, которые освобождали Европу от коричневой чумы? Всё это происходит под маркой так называемой десоветизации. И теперь другая часть вашего вопроса относительно культуры как сферы услуг. В сентябре 2017 г. вице-спикер Государственной Думы Пётр Толстой на парламентских слушаниях, посвященных законодательным инициативам "По введению государственного (муниципального) социального заказа на оказание услуг в сфере культуры", заявил о необходимости вывести культуру, образование и науку из сферы услуг. "Культура не является сферой услуг. Это базовое положение, из которого исходят все депутаты и представители профессионального сообщества. Невозможно регулировать и оценивать культуру по рыночным принципам". Прошло два года, и судя по тому, что ничего не изменилось, можно предположить, что эта идея так и осталась нереализованной.
— Вы многие годы обучали студентов библиотечных специальностей премудростям будущей профессии. Хотим мы того или нет, но thetimesthey are a-changin' — времена, они меняются, как пел Боб Дилан. Библиотека утратила монополию на доступ к информации, и библиотекарям, помимо современной техники и фундаментальных специальностей, жизненно необходимо осваивать новые формы работы с людьми, так, чтобы люди возвращались в библиотеку, и ни у кого больше не возникал вопрос, нужна ли библиотека вообще, с одной стороны, и чтобы деятельность библиотеки не свалилась в опасное пространство досуга и развлечений — с другой. Какими навыками должен обладать современный библиотекарь? Какие предметы лично Вы ввели бы в обязательный курс образования?
— Это одна из проблем, которую, к сожалению, часто упускают, строя грандиозные планы модернизации наших библиотек. А кто будет реализовывать все эти инновации, трансформации, пертурбации и прочая прочая прочая? Я уже ранее говорил об отсутствии государственной библиотечной политики. И если в попытках формирования её хоть что-то происходит, то относительно государственной политики в области подготовки библиотечных кадров «полный швах». За последние годы в вузах культуры один за другим стали исчезать библиотечные факультеты, сократился штат квалифицированных преподавателей, исчезли дневные библиотечные отделения в большинстве колледжей культуры и т.д. Все они стали жертвой третьей беды России, так называемой оптимизации. К слову скажу, оптимизация — вещь нужная и полезная, но не перестаю удивляться отечественным трактовкам этого понятия. В экономическом словаре оптимизация обозначена как «выбор из всех возможных вариантов использования ресурсов тех, которые дают наилучшие результаты». Эти «наилучшие результаты» видны невооружённым глазом. Возвращаясь к вашему вопросу, соглашусь, что библиотеки утратили монополию на доступ к информации. Но в силах тех, кто работает сейчас в библиотеках, сделать так, чтобы библиотеки не утратили свою монополию в другом. Новые информационные технологии лишь расширили возможность библиотек. Библиотеки всегда отличались тем, что умели трансформировать информацию в знание. Не просто трансформировать, а ещё выстраивать для каждого читателя (пользователя) индивидуальную траекторию овладения этим знанием. Кого не заботит судьба детского и юношеского чтения? С самых высоких трибун не один раз звучало то, как это важно. Господа, а может лучше вспомнить о том, что когда-то в вузах культуры велась специализированная подготовка для работы с этой категории читателей? Были кафедры детской литературы и библиотечной работы с детьми. Сейчас этих кафедр нет, как нет и специализированной подготовки. Может пора тем, в чьей компетенции находятся эти вопросы, перейти, простите за резкость, от всхлипываний на высоких трибунах к реальным делам и начать с кадрового обеспечения библиотечной отрасли? Что же касается компетенций, то считаю необходимым возвращение того объема академических часов, который выделялся на изучение истории и литературы. Пора обратить внимание на дисциплины, которые связаны с педагогическими и психологическими аспектами библиотечной деятельности.
— Сейчас продолжает обсуждаться проект Концепции развития библиотечного дела в России, хотя, судя по оценке многих представителей библиотечного сообщества, опубликованный проект документа пока оставляет больше вопросов, чем даёт ответы. Если отойти от концепции и посмотреть глобально — есть ли будущее у российских библиотек? Какое оно? Что и кому нужно предпринять, чтобы библиотека не превратилась в пережиток старины?
— Я весьма настороженно отношусь к различного рода концепциям, дорожным картам и так далее. Я уже говорил об этом, даже самые благие намерения и их реализация на практике — это не одно и то же. Мне до сих пор непонятно, какие же целевые установки будут заложены в этот документ. Но хотелось бы видеть, чтобы на законодательном уровне решения относительно статуса библиотек принимались только после согласования с РБА как на федеральном, так и на региональном уровне.
— Вы много выступаете в печати, и темы Ваших публикаций весьма остры — слияние РГБ и РНБ, разрушение Института культуры, кадровая политика в сфере культуры, компенсаторная реституция культурных ценностей, уничтожение библиотек… Что Вами движет? Чувство долга? Жажда справедливости? И что сегодня питает сердце русского интеллигента Александра Мазурицкого?
— В этой серии вопросов, мой ответ будет самым коротким: «За державу обидно».
— Что бы Вы пожелали молодым людям, которые только собираются выбрать профессию библиотекаря?
— А можно я перефразирую классика: «Библиотека! Любите ли вы библиотеку так, как я люблю её, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость». Эта уникальная сфера деятельности, в которой можно воплотить, практически, все нереализованные мечты относительно той или иной профессии: педагогики, психологии, медицины, театра, кино, социологии, спорта, истории, литературного творчества и т.д. Кто не верит? Приходите учиться, и я расскажу подробнее.
Беседовал Сергей Филатов
Декабрь 2019