Журнал «Пингвисёнок»

СКАЗКА ПРО ДРАКОНА

Лилия Борисова

За лесами, за морями, за высокими горами жил да был Дракон.

Жил он в глубокой и тёмной пещере, которая располагалась в центре самой высокой горы.

Пещера была очень удобная. Во-первых, в ней было темно и тихо, и ничто не мешало Дракону спать, сколько ему захочется. Во-вторых, в пещере было маленькое озерцо, из которого Дракон пил. А в-третьих, все стены и даже потолок пещеры были покрыты твёрдыми и острыми выступами, о которые Дракон любил чесаться.

Когда Дракону хотелось есть, он покидал пещеру и летел в сторону ближайшей деревни. Там он находил пасущихся овец или коз, выхватывал из них добычу пожирнее и нёс к себе в логово. Поев, Дракон укладывался поудобнее и спал неделю-другую. И так он жил много-много лет.

Но настал момент, когда людям надоело терпеть регулярную убыль в стаде. Они пошарили по карманам, насобирали всей деревней горсть серебряных и медных монет и наняли Богатыря, чтобы он избавил их от Дракона.

Богатырь ссыпал монеты к себе в карман и стал ждать. Когда Дракон в очередной раз прилетел за козой, Богатырь засёк направление, в котором удалился расхититель крестьянского имущества, и отправился следом.

Пещеру Дракона Богатырь нашёл без особого труда, ориентируясь на запах. Надо сказать, что данный Дракон не отличался аккуратностью и справлял нужду там же, где и жил. Заткнув ноздри пучками травы, Богатырь взял в одну руку меч, а в другую — горящий факел и углубился в пещеру. Достаточно скоро он добрался до того места, где спал Дракон.

Впервые в пещере Дракона загорелся свет. И в тусклом, неверном мерцании факела Богатырь увидел, что все стены пещеры и её потолок были сплошь покрыты драгоценными кристаллами.
Кроваво-красные рубины, ярко-жёлтые топазы, тёмно-зелёные изумруды и синие, как вечернее небо, сапфиры заиграли красками, огромные алмазы преломляли свет факела, рассыпая его на мириады лучей, и не осталось в пещере ни одного тёмного места.

Богатырь потрясённо смотрел на это небывалое великолепие, и думал о том, что отныне он — самый богатый человек в мире. Больше ему не придётся убивать драконов за жалкие гроши. И великая алчность обуяла его, и он забыл о том, зачем явился сюда, и начал он размахивать мечом, стараясь сбить со стен и потолка побольше драгоценных камней.

От поднятого Богатырём шума проснулся Дракон. Он сел и увидел скачущего человека, свет факела и сияние бесчисленных сокровищ, о которые в былые дни он так любил бездумно чесаться.
Дракон понятия не имел о стоимости сокровищ. Он вообще не понимал, что происходит, но мерцание драгоценных камней, их чистый и глубокий цвет и блеск так заворожили его, что он забыл обо всём, уставился на потолок и желал лишь, чтобы это зрелище подольше не кончалось.

А Богатырь тем временем добрался до огромного фиолетового кристалла аметиста, свисавшего с потолка. Изо всех сил взмахнул Богатырь своим мечом и сбил аметист. И упал кристалл ему прямо на голову, и рухнул Богатырь на загаженный пол пещеры, а рядом с ним упал и потух факел.

Дракон посидел немного, приходя в себя. Хотя есть ему ещё не очень хотелось, он всё же подошёл и сжевал Богатыря, выплюнув на пол доспехи, меч, а также серебряные и медные монетки из карманов бывшего победителя драконов. А потом Дракон начал думать.

«Я прожил в этой пещере сотни лет, — думал дракон, — и никогда в ней не было ни лучика света. Я был окружён такой невозможной, почти невыносимой красотой, и понятия не имел о ней. Я бы что угодно отдал, что угодно сделал, лишь бы увидеть это сияние ещё раз. Но что же я могу сделать?»

Дракон сидел и вспоминал сверкание драгоценных камней, и его душа наполнялась незнакомой ему доселе тоской. И чем дольше он сидел и желал возвращения огня, тем сильнее становилось жжение в его груди. И вот жжение стало таким сильным, что Дракон не выдержал и выдохнул изо всех сил: «Х-хааа!»; и из пасти его вырвался длинный язык пламени и озарил пещеру светом в тысячу раз более ярким, чем факел богатыря.

И Дракон вновь и вновь выдыхал пламя и любовался игрой света на покрывавших стены пещеры самоцветах. А потом Дракон вновь задумался.

«А ведь во мне самом, оказывается, есть огонь, — подумал дракон. — Надо же, а я и не знал!» И с этого дня Дракон начал думать подолгу и о многом.

Так появились огнедышащие драконы.

НАЧАЛО ПУТИ

Михаил Шурша

Кедровый лес подёрнут голубоватой дымкой. Солнце только-только село, но внизу, среди деревьев, уже темно. Журчит речушка, отражаются в воде алые облака. На берегу стоит маленькая бобровая избушка. Внутри неё что-то светится. Слышны тихие голоса.

— Мам, а наш лес большой?

— Да, очень большой. Ещё никому не удалось дойти до его края.

— Мам, а откуда бобры взялись?

— Говорят, что когда-то, давным-давно, в нашем лесу не было ни одного бобра. Каждой весной реки разливались и затапливали лес. Многие звери тонули. А потом пришли бобры, начали строить плотины, и вода стала уходить через большой овраг. Ты должен гордиться, Остроглаз, что родился бобром. Мы каждую весну спасаем лес от воды.

— А всё-таки, откуда мы пришли?

— Этого никто уже не помнит, сынок.

— Мам, а откуда реки текут?

— Не знаю, да и вряд ли кто-нибудь из бобров знает, разве что молчуны. Говорят, они когда-то пошли вверх по течению и добрались до самого' истока всех рек, а когда вернулись, то перестали разговаривать, поэтому-то их и прозвали молчунами.

— Мам, а правда, если молчун заговорит, то все реки разольются и затопят лес?

Послышался тихий, как шелест листьев, смех матери:

— И кто тебе такие глупости рассказал?

— Быстролап. Он ещё говорил, что молчуны умеют летать. Мам, а кто такие молчуны на самом деле?

— Ох, уж эти дети. Молчуны такие же бобры, как и мы. Только они всё время молчат и живут одни. Редко-редко, один раз в несколько лет, они могут что-нибудь сказать, но это что-то очень важное, и если они это говорят, то, значит, так оно обязательно и будет.

— Мам, а почему они всё время молчат?

— Наверное, потому что они разговаривают со звёздами.

Уже сквозь зевок, засыпая:

— Мам, а почему солнце днём жёлтое, а вечером и утром — красное?

— Спи, Остроглаз, спи, сынок.

Тысячу раз были правы родители, назвав его Остроглазом, но не менее правы были и те, кто звал его Непоседой. Он везде успевал, всё хотел увидеть своими глазами, потрогать своими лапами, а по возможности и попробовать на зуб. Не смотря на быстроту, с которой он передвигался, ему удавалось всё замечать. Ему всё было интересно: как растёт трава, какого цвета камни на дне реки, как меняются звёзды на ночном небе. Он рано начал помогать отцу содержать в порядке плотину. И тот, хоть иногда и ворчал на сына, что он непонятно где шляется и занимается чёрте чем, но в глубине души им гордился и верил, что ему на смену придёт достойный преемник, которому можно будет спокойно доверить такое серьёзное дело, как присмотр за плотиной.

Больше всего Остроглаз любил приставать ко всем взрослым с вопросами. Чаще всего это был вопрос "почему": "Почему небо синее? Почему реки текут вниз, а не вверх? Почему бобры не умеют летать?" Ещё он очень любил слушать разные истории, особенно если в них рассказывалось о старых временах. Поэтому многие удивились, когда узнали, что Остроглаз подружился со старым молчуном, живущим на дальней речке. Со стороны эта пара выглядела необычно: они вдвоём возились на плотине или просто гуляли по лесу. Остроглаз всё время что-то рассказывал, а молчун, как и положено всякому молчуну, молчал и лишь иногда улыбался. Остроглазу не нужно было слов, чтобы понимать молчуна, на то он и был Остроглаз. По малейшим движениям его губ, по мимолётному изменению выражения его глаз он догадывался, что хочет ему сказать молчун.

Бобры по-разному относились к такой странной дружбе — седого молчуна и совсем ещё юного Остроглаза. Кто-то говорил, что Остроглаз меняется к лучшему, кто-то ворчал, что из этого ничего путного не выйдет, а кто-то вообще ничего не говорил, потому что ничего об этом не знал - своих забот хватало.

Шло время. И вот однажды по лесу разнёсся слух — Остроглаз собирает всех бобров на совет. Недоумевая (что ещё придумал этот Остроглаз), бобры ровно в полдень собрались в берёзовой роще на холме. В круг вышел Остроглаз. Он был явно чем-то взволнован.

— Вы все знаете, кто такие молчуны, и вы также знаете, что когда они говорят, то только глупец, которому безразлична его судьба, не прислушивается к их словам. Так вот, молчун заговорил, и я повторяю вам его слова: "Идёт большая вода. Такой никогда ещё не было. Только все вместе сможем спасти лес".

Загудели встревоженные бобры, заговорили все сразу. Остроглаз поднял лапу, подождал пока все утихнут и продолжал:

— Наши плотины не выдержат такого потока. Я знаю, что там, вверху, все реки сходятся в одну. Если мы доберёмся туда и все вместе построим плотину, то сможем отвести беду. Надо идти сейчас же, времени нет. Молчун согласился вести нас.

Ещё громче загалдели бобры, запричитали бобрихи. Никому не хочется уходить с насиженных мест. Кто домик только что построил, кто плотину недавно новую справил. Да и страшновато неизвестно куда идти.

Со всех сторон слышались крики:

— Враньё всё это.

— Знаем мы этих молчунов, молчат, чего-то всё замышляют.

— Согнать нас хотят, а потом добро наше к рукам и прибрать.

— Никуда мы не пойдём!

Растерянный Остроглаз не знал, что и сказать. Он стоял, беспомощно глядя, как бобры расходятся по домам.

— Подождите, куда вы? Как вы не понимаете, что молчун не может врать. Ведь лес погибнет! Кроме нас никому его не спасти! Вспомните! Мы же бобры! Мы пришли в этот лес защищать его!

Но никто его уже не слушал. У всех были дела, все спешили домой. И через несколько минут Остроглаз остался на поляне один. Ему было так горько и обидно, что он сел, обхватил голову лапами и заплакал. Вдруг кто-то погладил его по голове. Он поднял глаза - перед ним стоял молчун. "Не плачь, малыш. Мы пойдём с тобой вместе вверх, к истокам. Нас ждёт большая работа", — говорили его глаза, в которых было столько любви и грусти.

ОСЕНЬ

Эля Борисова, 7 лет

Запиши себе в память
И храни там всегда:
Осень тем так прекрасна,
Что меняет цвета —
Жёлтый, красный, оранжевый —
Эта листва.
Тем, что можно из листьев
Плести ободки,
Что стучат в наши окна
Проливные дожди.
Распускаются в дождик,
Вырастают грибы,
Ими можно питаться,
Если нету еды.
Можно сделать варенье,
Чтобы в чай добавлять,
И букеты красивые
Из листьев собрать.
Я б из яблок осенних
Пирогов напекла…
Так не терпится, мама,
Чтобы осень пришла!

21.08.18


РАССКАЗ СТАРОЙ ЗМЕИ

Михаил Шурша

Я уже стара, очень стара. Мои глаза многое повидали. Я помню времена, когда на берегах Великой Реки ещё никого не было. Ничто не нарушало мой покой, только ветер, играя, шелестел травой, и Великая река, шурша волнами, нежно гладила песок. Славные были времена! Не то, что теперь - того и гляди кто-нибудь раздавит. И откуда их столько взялось? Да ещё какие, ни один кончик моего языка не повернётся назвать их Людьми. Вот Те — те, да-а. Были Людьми. А эти так: двуногие, которые думают, что произошли от обезьяны.

И всё-таки есть среди них один, его я ещё мальчиком заметила, он сильно отличался от остальных Он любил разговаривать с цветами и улыбаться Солнцу. Однажды он увидел меня. но не испугался и не стал, вопя, бросать в меня чем попало, как это делают все двуногие, а весело начал меня разглядывать. А когда я зашипела, так, на всякий случай, он попытался, даже страшно вспомнить, меня погладить по голове! Я была удивлена до такой степени, что чуть не отдавила кончик собственного хвоста, улепётывая в норку за камнями.

Да, чудной мальчонка. Он любил вставать затемно и приходить на берег Великой реки смотреть, как гаснут одна за другой звёзды и небо из чёрного становится тёмно-синим, а затем голубым, как пламенеют облака на востоке. Он всегда встречал солнце с улыбкой и говорил ему: "3дравствуй", — радуясь так, будто виделся с ним после тысячелетней разлуки.

Это случилось как-то ранним утром, когда ещё только-только начинало светать: он в первый раз увидел огоньки по ту сторону реки. Он смотрел на них, как заворожённый. Это сейчас мои глаза уже плохо видят, а тогда я и сама частенько любовалась их тёплым сиянием по ночам. Представьте себе — небо, серое от звёзд, и вдруг, там, у горизонта, на фоне чёрного силуэта гор загорались огоньки. Как будто звёзды сошли с небес! Они звали куда-то за собой и мерцали так приветливо, что в те минуты я жалела, что не родилась птицей.

Я не удивилась, когда они позвали и этого чудного мальчика, ведь он так не похож на этих двуногих. Бедный мой, бедный! В твоих глазах я тогда прочла такую тоску, что если бы ты умел летать, то ты не стал бы ни секунды колебаться и унёсся туда, к горизонту, куда они тебя позвали.

С тех пор много воды утекло в Великой Реке. Тебе было трудно. Я помню, как ты уже зрелым юношей пришёл на рассвете на берег. Ты был не один, с тобой рядом была она. Я помню, как ты хотел показать ей огоньки, чтобы она тоже смогла полюбить их, но она их не увидела Ты был удивлён, нетерпелив, рассержен и всё показывал ей на горизонт. Она сначала старательно, затем сквозь слезы всматривалась, но так ничего и не увидела. А потом ты пришёл уже один, лежал на песке, глядя на звёзды, и я понимала, как тебе сейчас тяжело. Мне очень хотелось подползти и прошептать тебе: "Не плачь. И это пройдет. Она тоже когда-нибудь увидит.

Я много раз успела сменить свою кожу, прежде чем смогла их рассмотреть. Двуногие меняют кожу гораздо реже, чем мы, змеи."

Тебя долго не было. И однажды ты появился днём, и в чём-то пытался убедить пришедших с тобой людей. Ты им что-то возбуждённо доказывал, и некоторые тебе поверили, хотя таких было немного.

Когда вы начали строить мост, я поняла, что огоньки по-прежнему зовут тебя. Ты работал один за десятерых и так яростно; что за тобой не успевали твои товарищи. С каждым днём их становилось всё меньше и меньше. Великая Река не любит, когда нарушают её покой. И когда рассердившись, она паводком смыла за час то, что вы строили месяцами, ты остался один.

Я видела твоё отчаяние, я помню, как ты, безумец, бросился в воду, стремясь переплыть Великую Реку, и как рыдал на песке от бессилия, когда в очередной раз тебя выбросило на берег. Мне так хотелось утешить тебя, но ты был ещё одним из них, этих двуногих, а они не умеют слышать мои слова.

Я уже стара, очень стара. Но я надеюсь дожить до того дня, когда ты доберёшься до другого берега Великой Реки, и я даже знаю, что ты это сделаешь так, как когда-то делали те, кого я зову Людьми Ты просто перейдёшь её, даже не замочив ног. И тогда в далёких горах станет одним огоньком больше.

РОСТОК

Эля Борисова, 8 лет

Жил да был бог. И вот однажды пришёл он на Землю и посадил семя, да не простое семя, а солнечное.

И когда бог вернулся домой, погода поссорилась. Солнце не светило, дождь не поливал. Настала засуха и все цветы завяли. И только снег работал. Росток пробился, но ему было тяжело расти. И увидел он, что солнце и тучи ссорятся.

«Эй, солнце, дождь! Что ссоритесь?» — пропищал Росток тоненьким голоском. Солнце и сказало: «Мы не знаем, кто будет работать первым». А Росток и отвечает: «Почему бы вам не поработать вместе? Если вы будете работать вместе, получится Чудо!» И подумали солнце и туча: «И как мы до этого не додумались? Почему бы и не попробовать?»

И они попробовали. Свет пробивался из тёмных туч сквозь снег, и всё переливалось. А потом снег ушёл и дождь приступил к делу. И родилась у них дочка Радуга. Это было настоящее Чудо! И Росток вытянулся и расцвёл, и лепестки его были всех цветов радуги, и листья были разноцветные: один был прозрачно-бирюзовый, а другой — солнечно-золотой. На лепестки его садились бабочки всех цветов — от красного до фиолетового.

Город, в котором это всё случилось, назвался Радужным городом, а его жители — радужанами. И жили все в этом городе долго и счастливо.

Конец.

КОТОСТИХИЯ

Лилия Борисова

Айлурофилия

Полупудовый серо-белый кот
Мне наступает грузно на живот.
Он думает, что он ещё котёнок,
И нежного почёсыванья ждёт.

Вот на меня он весь уже залез
И возится, распределяя вес.
Я кислород с усилием вдыхаю
И заодно подкачиваю пресс.

Как в юности, чиста его душа.
И, даже из последних сил дыша,
Я бережно чешу его за ушком.
Я не могу обидеть малыша!

Муся и Пусси

Пушистая Муся, отчаянно труся,
Забившись под лавку, шипела на Пусси.
А Пусси задорно вдоль лавки скакала
И хвост в вопросительный знак загибала.

***

Словно смерчи и цунами, скачут кошки табунами
По полам, по столам и по дрыхнущим телам.
Из Морфеевых объятий кошкам шлют тела проклятья
И, вздыхая на ходу, им за курочкой идут.

Вася

На отшибе ума, на отвале башки
Проживает животное Вася.
Он не ездит по трассе Москва-Петушки
И ночами с друзьями не квасит.
Достаётся немало ему от врагов,

Но на них он обиды не копит.
У него в голове тридцать восемь зубов
И перпетуум-мобиле в попе.

Мурка

Подрагивая кончиком хвоста,
Она висела, в ствол вцепившись криво.
Проблема в форме рыжего кота
Ждала её под древом терпеливо.
Кот знал: она сорвётся — се ля ви —
И рухнет прямиком в его объятья,
И помешать не смогут их любви
И сорок тысяч разъярённых братьев.

***

Накрыта мощным расколбасом,
Лежу под кошками пластом.
От доброты их нету спасу
Они мурлычут: «Всё путём!
Мы исцелим тебя, подруга,
Ты принесёшь нам колбасу…»
И месят лапками упруго,
И уши тщательно сосут.

***

С утра просили курицы коты:
"Нам за ночь подтянуло животы!"
Цинично насмехались бугаи:
"Сама пожуй пакетики свои!"
И вскоре на шантаж я повелась,
Прониклась, устыдилась и сдалась,
И курицу обжорам отдала,
И вместо плова бутерброд взяла.

Пушкин

Над моею больною душой
Возвышается кот небольшой.
«Слышь, хозяйка моя, принеси минтаЯ,
Чтобы стало коту хорошо!»
Я ему отвечаю: «Сейчас,
Подожди, дочитаю рассказ.»
Кот на книгу возлёг исурово изрёк:
«Выполняй поживее приказ!»
Я встаю, не дочтя пол-листа,
За больные хватаясь места.
Ни один человек не посмеет вовек
Игнорировать волю кота!

Шустик

Кто, скажи мне, зверь свирепый,
Пред тобою не дрожал?
Ты своей угрюмой репой
В страхе общество держал.

Прокусил ты мне предплечье —
Даже куртка не спасла!
Тем, кому нанёс увечья,
Нет приличного числа.

Кто теперь от ласки стонет
И на зов спешит домой,
Лижет ласково ладони?
Ты ли это, хищник мой?

Дарси

Он саблезуб, широкоплеч,
Такого — хоть в тайгу.
Он в нашем доме щит и меч,
Практически, Шойгу.

Котов захожих он не бьёт,
А на измор берёт:
Сидит и терпеливо ждет,
Пока охрипнет кот.

Когда закончит враг орать,
Зевнет защитник мой:
«Вам больше нечего сказать?
Так я пошёл домой.»